Мне в руки попал последний номер "Иерусалимского журнала", частично посвященный памяти чудесной Ренаты Мухи. Среди вспоминавших фигурировала Дина Рубина, и я, разумеется, первым делом полезла на соответствующую страничку. (Оказывается, либрусек уже выложил этот текстик, так что
прошу.)
Я люблю Рубину - а вот ее воспоминания о ком-то не люблю. Собственно, до сих пор я читала их, кажется, только о Губермане, так что правильней сказать - ее воспоминания о Губермане мне не пришлись. Ну вот теперь я читала еще и воспоминания о Мухе.
У меня последние несколько лет немного странное ощущение от Рубиной. Я исправно читаю все, что она пишет - "Последний кабан...", "Мессия", "На Верхней Масловке", "Во вратах твоих" для меня книги очень значимые, и никакого прошедшего времени.
При этом, начиная с "На солнечной стороне улицы" странное ощущение возникло, на "Почерке Леонардо" окрепло, на "Белой голубке Кордовы" сформировалось окончательно.
У меня впечатление, что Дина Ильинична стала Маститым Писателем. Все с большой буквы не почтения для, но для выражения концепта.
Воплощенный Маститый Писатель.
Ее стало так много внутри себя, что куда в тексте не пойди - натыкаешься на неогибаемую личность автора. В "Почерке Леонардо" это особенно заметно: прием письма "разными голосами" вообще дело трудное и редко удачно воплощаемое, а тут и вовсе не получилось - все персонажи говорят с хорошо узнаваемыми интонациями Рубиной, и никакие попытки заставить менее образованного героя говорить как-нибудь менее образованно, ничего не дают - личность автора проступает, хоть ты что.
И уже не читаешь про то, что видит и пишет Рубина, а читаешь про Рубину, которая Пишет, Видит, Несет Себя, Наблюдает За Бегом Своего Пера, Уместно Матерится, Поправляет Шляпу, Смотрит На Барселону... и так далее. Все с большой буквы. Дина Ильинична себя несет и со вкусом и обстоятельно вносит в литературу и на сцену.
Романистика при этом получается высочайшего класса. Я серьезно. Каждая книга - бестселлер уровня лучшего Хейли или Ладлэма. Читается на одном дыхании, правда.
Но перечитывать не хочется, по крайней мере мне.
Почему я начала с воспоминаний о Мухе?
Потому что не получились воспомнания, на мой неискушенный взгляд. Как и с Губерманом, никак не удалось написать те искры, летевшие от человека, ту энергию счастья, которой этот человек (судя по нелитературным воспоминаниям и его - ее - стихам) обладал - я о Мухе говорю, Губерман, трижды тьфу, жив вполне и открывает гариками тот самый номер журнала.
(Справедливости для скажу, что читала единственные воспоминания, дышавшие тем, о ком писались - воспоминания Цветаевой о Волошине. Но у меня невелик начитанный запас в этой области).
И именно на воспоминаниях о Ренате я вдруг очень поняла - почему.
Потому что коротенький текст начинается словами "Не могу простить себе, что так и не уговорила ее записать блистательные устные рассказы..."
Здравствуйте, дорогая Дина Ильинична, мы тоже за вами скучали. Как это мило со стороны Ренаты Мухи дать нам такой повод еще раз взглянуть на терпкую вашу красоту.
Из семи записанных историй две - пересказ того, что Муха рассказывала о Рубиной. Ярко, выпукло, с тем самым Уместным Матерком - будь Рубина мужчиной, тут бы возник басовитый такой, грудной хохоток, каракулевый, дорогой,
Маститый.
Я по-прежнему буду читать новые ее вещи, это в любом случае - очень качественное чтиво, хорошо, подробно сделанное (хотя - ах это одеть-надеть, вот и Рубина не устояла, ах и ох - но тем не менее, это хорошие книги). Кроме того, вот уже второй роман с настолько подробно сделанной "кухней", что Хейли умывается слезами - и это правда ужасно интересно.
Буду читать, как бережно она проносит себя через текст, как заботливо поворачивает тем боком и этим, чтобы дать нам рассмотреть как следует, буду поеживаться от странного ощущения каменного гостя где-то неподалеку.
Только воспоминания у памятников не получаются никак. Никого они толком, кроме себя - не помнят.
Дисклеймер: Это Humble Opinion. Я имею в виду, что я высказала мнение, но спорить не буду ни с кем.