Сны

В полудреме думала, проваливаясь, что трилогия про Устименку получилась все-таки очень честная. Книга о хороших людях, которые пробиваются сквозь бесчеловечную систему, в которую моментально превратилось советское государство - и как эта система долбает их, хороших людей, невзирая ни на что. И что тем, кто родился десять-пятнадцать лет назад, уже будет не пробиться через все это славословие.

Сон наваливался на меня тяжелым брюхом, вытесняя реальность. Думал ли кто-нибудь, проносилось у меня в голове, сейчас, через сто лвадцать шесть лет с того дня, когда мать Ленина впервые поняла что беременна...

Перед моим сонным взором предстала семейная фотография - Ульяновы, Илья и Мария. Илья с бородой, в "сертуке", как говорил мой первый работодатель, в шейном платке. Мария - в платье с корсетом и пуховом платке, с распахнутыми в пол-лица глазами. Изображение матери Ильича шевельнулось и заговорило жалобно:

- Я на самом деле уже полтора месяца знала, что беременна. И боялась ему сказать. А было нужно, ведь скоро видно уже!

- Чего же вы боялись? - исполняясь сочувствия, спросила я.

- Вы не понимаете, - сказала молодая женщина на фотографии. Утерла слезинку и сказала голосом крокодильчика из анекдота: - Он меня так бьет!

Сны

В полудреме думала, проваливаясь, что трилогия про Устименку получилась все-таки очень честная. Книга о хороших людях, которые пробиваются сквозь бесчеловечную систему, в которую моментально превратилось советское государство - и как эта система долбает их, хороших людей, невзирая ни на что. И что тем, кто родился десять-пятнадцать лет назад, уже будет не пробиться через все это славословие.

Сон наваливался на меня тяжелым брюхом, вытесняя реальность. Думал ли кто-нибудь, проносилось у меня в голове, сейчас, через сто лвадцать шесть лет с того дня, когда мать Ленина впервые поняла что беременна...

Перед моим сонным взором предстала семейная фотография - Ульяновы, Илья и Мария. Илья с бородой, в "сертуке", как говорил мой первый работодатель, в шейном платке. Мария - в платье с корсетом и пуховом платке, с распахнутыми в пол-лица глазами. Изображение матери Ильича шевельнулось и заговорило жалобно:

- Я на самом деле уже полтора месяца знала, что беременна. И боялась ему сказать. А было нужно, ведь скоро видно уже!

- Чего же вы боялись? - исполняясь сочувствия, спросила я.

- Вы не понимаете, - сказала молодая женщина на фотографии. Утерла слезинку и сказала голосом крокодильчика из анекдота: - Он меня так бьет!