![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Mar. 31st, 2003
Вот это спам!
Mar. 31st, 2003 11:07 amПришло вот сегодня...
===============================
Привет Postmaster!
Я нашел статью в Интернете, там написано про Postmaster. Этот ник показался мне знакомым. Посмотри фото и, может быть, ты меня вспомнишь.
Ссылка на статью: (и так далее)
==============================
Ну надо же, а? Ник Postmaster показался знакомым. С чего бы это?
Выделение мое, натурально.
===============================
Привет Postmaster!
Я нашел статью в Интернете, там написано про Postmaster. Этот ник показался мне знакомым. Посмотри фото и, может быть, ты меня вспомнишь.
Ссылка на статью: (и так далее)
==============================
Ну надо же, а? Ник Postmaster показался знакомым. С чего бы это?
Выделение мое, натурально.
Вот это спам!
Mar. 31st, 2003 11:07 amПришло вот сегодня...
===============================
Привет Postmaster!
Я нашел статью в Интернете, там написано про Postmaster. Этот ник показался мне знакомым. Посмотри фото и, может быть, ты меня вспомнишь.
Ссылка на статью: (и так далее)
==============================
Ну надо же, а? Ник Postmaster показался знакомым. С чего бы это?
Выделение мое, натурально.
===============================
Привет Postmaster!
Я нашел статью в Интернете, там написано про Postmaster. Этот ник показался мне знакомым. Посмотри фото и, может быть, ты меня вспомнишь.
Ссылка на статью: (и так далее)
==============================
Ну надо же, а? Ник Postmaster показался знакомым. С чего бы это?
Выделение мое, натурально.
Весна в этом городе теряет смысл, стоит скрыться солнцу.
В охлажденном воздухе пронзительно пахнет тем, что было спрятано под растаявшим снегом. Солнце больше не поддерживает свод, и небо садится тебе на голову, облепляет мокрой ватой. Такое ощущение, словно бредешь под водой. Если ведешь машину - то на самом деле это батискаф. Вода не зелено-синяя, а серая.
Что-то изменилось. Когда-то я хотела жить здесь всей душой, рвалась из бессолнечного Заполярья - Питер, Питер, Питер! И был он неухожен и прекрасен, и времени было много, сна - мало, а усталости и вовсе не было, и лиц кругом я не замечала - кроме тех, к которым ехала сквозь это самое "вокруг". Что-то изменилось, если, стоит зайти солнцу, мне хочется выть, стирая в крошево все еще безупречные зубы. Если я вижу сумрак и умирание. Если от одного взгляда на это низкое небо мне трудно дышать. Что-то изменилось - я, конечно же, изменилась, но неужели только я? И солнца мне хватет, как зэку лагерной баланды - если верить Шаламову, завтрака/обеда хватало на час. Солнца, которе было, хватает на час, когда его нет.
Народ вокруг воюет, плещет эмоциями, ух, ах, через край. Я юность провела в эмоциональных волнах - только держись. С тех пор у меня идиосинкразия к бурным эмоциям, литотам, публичным слезам, бурным ссорам, пылким примирениям. Чем больше кричат кругом, тем больше мне хочется молчать. И как-нибудь понезаметнее. В стенку замазаться, что ли, оставить глазки торчать наружу.
Я, пожалуй, своей волей объявляю чайно-кофейно-винный клуб на Приморской действующим - несмотря на незавершенный переезд, валяющиеся вещи, неперставленную мебель на кухне и нашу некоторую растерянность. Но на кухне уже собраны все необходимые дивайсы для варки кофе, и стоит "Лефтберг Лилла", и вымыт френч-пресс под разные чаи, вымыты разномастные бокалы, водружены в сушилку эстетские черные тарелки, привезены пепельницы, коих сроду в этом доме не водилось, а теперь есть, и свечи есть, и спичками бог не обделил; все остальное приложится.
Как хорошо, что так со многими из тех, кто бывает на нашей кухне, я могу не разговаривать вовсе, если нет настроения - сидеть, поджав ноги, и смотреть на очередную перепалку со Стрейнджером или просто бурное травление баек, или еще что-нибудь. Плодотворное молчание.
Приходите. Только не хором, умоляю. Я не многозодачна. Я не умею говорить со многими сразу.
В охлажденном воздухе пронзительно пахнет тем, что было спрятано под растаявшим снегом. Солнце больше не поддерживает свод, и небо садится тебе на голову, облепляет мокрой ватой. Такое ощущение, словно бредешь под водой. Если ведешь машину - то на самом деле это батискаф. Вода не зелено-синяя, а серая.
Что-то изменилось. Когда-то я хотела жить здесь всей душой, рвалась из бессолнечного Заполярья - Питер, Питер, Питер! И был он неухожен и прекрасен, и времени было много, сна - мало, а усталости и вовсе не было, и лиц кругом я не замечала - кроме тех, к которым ехала сквозь это самое "вокруг". Что-то изменилось, если, стоит зайти солнцу, мне хочется выть, стирая в крошево все еще безупречные зубы. Если я вижу сумрак и умирание. Если от одного взгляда на это низкое небо мне трудно дышать. Что-то изменилось - я, конечно же, изменилась, но неужели только я? И солнца мне хватет, как зэку лагерной баланды - если верить Шаламову, завтрака/обеда хватало на час. Солнца, которе было, хватает на час, когда его нет.
Народ вокруг воюет, плещет эмоциями, ух, ах, через край. Я юность провела в эмоциональных волнах - только держись. С тех пор у меня идиосинкразия к бурным эмоциям, литотам, публичным слезам, бурным ссорам, пылким примирениям. Чем больше кричат кругом, тем больше мне хочется молчать. И как-нибудь понезаметнее. В стенку замазаться, что ли, оставить глазки торчать наружу.
Я, пожалуй, своей волей объявляю чайно-кофейно-винный клуб на Приморской действующим - несмотря на незавершенный переезд, валяющиеся вещи, неперставленную мебель на кухне и нашу некоторую растерянность. Но на кухне уже собраны все необходимые дивайсы для варки кофе, и стоит "Лефтберг Лилла", и вымыт френч-пресс под разные чаи, вымыты разномастные бокалы, водружены в сушилку эстетские черные тарелки, привезены пепельницы, коих сроду в этом доме не водилось, а теперь есть, и свечи есть, и спичками бог не обделил; все остальное приложится.
Как хорошо, что так со многими из тех, кто бывает на нашей кухне, я могу не разговаривать вовсе, если нет настроения - сидеть, поджав ноги, и смотреть на очередную перепалку со Стрейнджером или просто бурное травление баек, или еще что-нибудь. Плодотворное молчание.
Приходите. Только не хором, умоляю. Я не многозодачна. Я не умею говорить со многими сразу.
Весна в этом городе теряет смысл, стоит скрыться солнцу.
В охлажденном воздухе пронзительно пахнет тем, что было спрятано под растаявшим снегом. Солнце больше не поддерживает свод, и небо садится тебе на голову, облепляет мокрой ватой. Такое ощущение, словно бредешь под водой. Если ведешь машину - то на самом деле это батискаф. Вода не зелено-синяя, а серая.
Что-то изменилось. Когда-то я хотела жить здесь всей душой, рвалась из бессолнечного Заполярья - Питер, Питер, Питер! И был он неухожен и прекрасен, и времени было много, сна - мало, а усталости и вовсе не было, и лиц кругом я не замечала - кроме тех, к которым ехала сквозь это самое "вокруг". Что-то изменилось, если, стоит зайти солнцу, мне хочется выть, стирая в крошево все еще безупречные зубы. Если я вижу сумрак и умирание. Если от одного взгляда на это низкое небо мне трудно дышать. Что-то изменилось - я, конечно же, изменилась, но неужели только я? И солнца мне хватет, как зэку лагерной баланды - если верить Шаламову, завтрака/обеда хватало на час. Солнца, которе было, хватает на час, когда его нет.
Народ вокруг воюет, плещет эмоциями, ух, ах, через край. Я юность провела в эмоциональных волнах - только держись. С тех пор у меня идиосинкразия к бурным эмоциям, литотам, публичным слезам, бурным ссорам, пылким примирениям. Чем больше кричат кругом, тем больше мне хочется молчать. И как-нибудь понезаметнее. В стенку замазаться, что ли, оставить глазки торчать наружу.
Я, пожалуй, своей волей объявляю чайно-кофейно-винный клуб на Приморской действующим - несмотря на незавершенный переезд, валяющиеся вещи, неперставленную мебель на кухне и нашу некоторую растерянность. Но на кухне уже собраны все необходимые дивайсы для варки кофе, и стоит "Лефтберг Лилла", и вымыт френч-пресс под разные чаи, вымыты разномастные бокалы, водружены в сушилку эстетские черные тарелки, привезены пепельницы, коих сроду в этом доме не водилось, а теперь есть, и свечи есть, и спичками бог не обделил; все остальное приложится.
Как хорошо, что так со многими из тех, кто бывает на нашей кухне, я могу не разговаривать вовсе, если нет настроения - сидеть, поджав ноги, и смотреть на очередную перепалку со Стрейнджером или просто бурное травление баек, или еще что-нибудь. Плодотворное молчание.
Приходите. Только не хором, умоляю. Я не многозодачна. Я не умею говорить со многими сразу.
В охлажденном воздухе пронзительно пахнет тем, что было спрятано под растаявшим снегом. Солнце больше не поддерживает свод, и небо садится тебе на голову, облепляет мокрой ватой. Такое ощущение, словно бредешь под водой. Если ведешь машину - то на самом деле это батискаф. Вода не зелено-синяя, а серая.
Что-то изменилось. Когда-то я хотела жить здесь всей душой, рвалась из бессолнечного Заполярья - Питер, Питер, Питер! И был он неухожен и прекрасен, и времени было много, сна - мало, а усталости и вовсе не было, и лиц кругом я не замечала - кроме тех, к которым ехала сквозь это самое "вокруг". Что-то изменилось, если, стоит зайти солнцу, мне хочется выть, стирая в крошево все еще безупречные зубы. Если я вижу сумрак и умирание. Если от одного взгляда на это низкое небо мне трудно дышать. Что-то изменилось - я, конечно же, изменилась, но неужели только я? И солнца мне хватет, как зэку лагерной баланды - если верить Шаламову, завтрака/обеда хватало на час. Солнца, которе было, хватает на час, когда его нет.
Народ вокруг воюет, плещет эмоциями, ух, ах, через край. Я юность провела в эмоциональных волнах - только держись. С тех пор у меня идиосинкразия к бурным эмоциям, литотам, публичным слезам, бурным ссорам, пылким примирениям. Чем больше кричат кругом, тем больше мне хочется молчать. И как-нибудь понезаметнее. В стенку замазаться, что ли, оставить глазки торчать наружу.
Я, пожалуй, своей волей объявляю чайно-кофейно-винный клуб на Приморской действующим - несмотря на незавершенный переезд, валяющиеся вещи, неперставленную мебель на кухне и нашу некоторую растерянность. Но на кухне уже собраны все необходимые дивайсы для варки кофе, и стоит "Лефтберг Лилла", и вымыт френч-пресс под разные чаи, вымыты разномастные бокалы, водружены в сушилку эстетские черные тарелки, привезены пепельницы, коих сроду в этом доме не водилось, а теперь есть, и свечи есть, и спичками бог не обделил; все остальное приложится.
Как хорошо, что так со многими из тех, кто бывает на нашей кухне, я могу не разговаривать вовсе, если нет настроения - сидеть, поджав ноги, и смотреть на очередную перепалку со Стрейнджером или просто бурное травление баек, или еще что-нибудь. Плодотворное молчание.
Приходите. Только не хором, умоляю. Я не многозодачна. Я не умею говорить со многими сразу.